Валерий Тодоровский: «Наступил момент трезвости – что, для кого и зачем снимать»

Сегодня, 10 июня 2009 года, в рамках Отрытого российского кинофестиваля «Кинотавр» в Сочи пройдет круглый стол на тему: «Кинопроцесс после дефолта: итоги и уроки».
Его ведущий – главный редактор журнала «Кинопроцесс», научный руководитель Библиотеки киноискусства имени С.М. Эйзенштейна Вячеслав Шмыров.
Круглый стол посвящен 10-летию журнала, презентация первого номера которого состоялась во время ОРКФ «Кинотавр» в 1999 году.
Редакция журнала «Кинопроцесс» и интернет-портал «ПрофиСинема» подготовили ряд интервью, связанных с тематикой круглого стола, которые предлагаются вашему вниманию.
Среди тех, кто ответил на наши вопросы, известные продюсеры и режиссеры – ключевые фигуры новейшего отечественного кинопроцесса Александр Роднянский, Сергей Сельянов, Карен Шахназаров.
Сегодня наш корреспондент Светлана Смагина встретилась с режиссером и продюсером Валерием Тодоровским.

Корреспондент:
Каким Вы вспоминаете 1998 год, насколько для Вас неожиданными были события, которые тогда произошли? Как дефолт отразился на Ваших творческих планах?

Валерий Тодоровский:
Начнем с того, что к 1998 году мы подошли с ощущением подъема. Может быть, оно было не таким бурным, как сейчас, но после многих лет стагнации и мыслей, что кино больше нет и никогда уже не будет, возникло заметное оживление.
Появились какие-то новые возможности финансирования. Это было время, когда только-только начиналась история под названием «российские сериалы». Я, например, занимался продюсированием фильма «Каменская-1». Да, это как раз был 1998 год, и кризис застал нас уже в работе.
Сам я только что закончил фильм «Страна глухих», и, в общем, настроение было прекрасным. Не могу сказать, что это было какое-то абсолютное благополучие, но признаки жизни были. Кризис 1998-го, или «дефолт», как его называют, был достаточно неожиданным и обрушил много надежд.
Во многом тогда ситуации были схожие с сегодняшним кризисом - только с той разницей, что сейчас все-таки, как мне кажется, есть уже сложившиеся структуры, которые готовы выживать, рассчитывать, строить какие-то стратегии, а тогда их не было, все только начиналось и в одночасье рухнуло.
Не могу сказать, что был в отчаянии, но было какое-то ощущение, что непонятно, как поступать дальше. В частности, было неясно, как заканчивать ту же самую «Каменскую» – ведь деньги, естественно, сразу же кончились.
В это же время наша компания делала фильм «Поклонник» Николая Лебедева, и эти съемки попали прямо на дефолт. Мы целыми днями сидели на «Мосфильме» в прокуренных комнатах и пытались найти хоть какой-то выход. При этом тогда не было, как сейчас, этого ощущения «очистительной клизмы», которая наконец-то должна прочистить кишечник кинопроизводства. Казалось, что нечто важное закончилось и непонятно, когда возникнет вновь.

Корреспондент:
За десять лет много чего произошло. Вы выделяете какие-то этапы развития кинопроцесса в России с 1998-го до сегодняшнего дня?

Валерий Тодоровский:
Я не киновед, чтобы выделять какие-то этапы. Скажу другое – кинопроцесс в нашей стране за это десятилетие (1998 – 2008) полностью и глобально отразил ситуацию в стране: пошла нефть – пошли деньги, потом появились какие-то с барского стола кусочки, которые попали в кинематограф.
У кого-то появились лишние деньги – появились люди, которым позволили что-то запускать. Следом возникло телевидение, которое стало богатеть за счет продажи рекламы, потому что, опять же, в стране были деньги.
Телевидение богатело – оно стало заказывать большое количество продукции: сначала сериальной, а потом начало вкладываться средства и в кинематограф.
И вот все это вместе шло-шло-шло, и дошло до некоего своего маразма, как и вся экономика в стране, и потому все одновременно рухнуло. Вот и все. А какие там были этапы-подэтапы – про это я не знаю…

Корреспондент:
Можете назвать людей, фильмы или события, которые, на Ваш взгляд, были значимы в это десятилетие?

Валерий Тодоровский:
Называть фильмы не буду, это опять же киноведческая история, а я все-таки – внутри процесса. Как всегда, были хорошие картины, были средние и откровенно плохие. Принципиально новым и важным из того, что за это время появилось, думаю, необходимо считать новое поколение.

Корреспондент:
Новое поколение зрителей?

Валерий Тодоровский:
И зрителей, и кинематографистов. Именно в эти десять лет – с 1998-го по 2008 год – появились Илья Хржановский, Алексей Герман-младший, Борис Хлебников, Алексей Попогребский, а это значимая история, в общем-то. Это люди, от которых сейчас все чего-то ждут.
Одновременно с этим бурно развивались кинотеатры. Если в начале этого десятилетия перспектива развития кинопроката в России была очень оптимистичной, то к концу мы пришли к тому, что этот прокат, в конце концов, возник.
Он сформировался, и …стало понятно, что это совершенно отдельная, не имеющая к нам никакого отношения система, куда приходят четырнадцатилетние люди с пивом. И все надежды, связанные с возникновением проката, с тем, что мы начнем наконец-то окупаться, просто рухнули.
Да, российские фильмы начали окупаться, но начали окупаться очень специфические фильмы. Мы пришли к кризису 2008-го с пониманием того, что надо размежеваться. То есть: это вот – для них, это – для тех, это – для этих.
По идее, думаю, что после кризиса, как только начнется какое-то оживление, главная задача будет окончательно поставить все точки над «i» – какое кино для кого снимать и в каком количестве.
Например, есть арт-хаус и есть пять залов в Москве, где он идет. У такого кино на такое количество залов есть своя милая публика, и не надо больше. Также есть коммерческое кино со своими потребностями…

Корреспондент:
Учитывая, что ядро целевой аудитории, посещающей кинотеатры – подростки, можно предположить, что основная масса кино будет рассчитана на молодежь?

Валерий Тодоровский:
Собственно говоря, это уже произошло – если посмотреть именно на массу, большая часть фильмов для них и снимается. Другой вопрос, что существуют всякие оптимистические идеи о том, что эти подростки тоже растут.
Появляется поколение, которое уже привыкло ходить в кино, оно взрослеет, может быть, и запросы у него тоже начнут как-то меняться, во что, честно сказать, я не верю.
Были точечные успехи в кинопрокате, связанные не только с подростками, на некоторые фильмы ходили и взрослые, но в целом – это все равно мучительный процесс. Сейчас наступил момент трезвости – что, для кого и зачем снимать.
Надо сказать, что за это время появился серьезный игрок на рынке проката под названием «государство», которое вспомнило о том, что именно является важнейшим из искусств. И, вспомнив об этом, стало четко финансировать нужные ему, государству, проекты. Это, в общем-то, нормально, но хотелось бы, чтобы оно более гибко представляло себе свои задачи в кино.
Вообще в последние годы возникла уникальная ситуация: мы единственная в мире страна, где в кино спрос превысил предложение. Сложно, например, представить ситуацию, при которой не хватало бы артистов. А в России в последние годы не хватало артистов, что привело, как вы, наверное, слышали, к полному разложению этого цеха.

Корреспондент:
Что на Вашу творческую деятельность в этот период повлияло больше всего – изменившаяся прокатная ситуация, государственная поддержка, какие-то новые бизнес-схемы?

Валерий Тодоровский:
Как режиссер, я ничего в себе не изменил, так как всегда старался идти по очень простому принципу – что мне сегодня хочется делать, то я и делаю. Другой вопрос, что новая ситуация дала мне новые возможности.
Например, я смог снять фильм «Стиляги», что несколько лет назад было бы невозможно, так как картина это дорогая, а больших денег в кино тогда не было.
А в новых условиях появилась возможность снимать дорогие фильмы. Не я один успел это сделать, но для меня такой фильм стал, безусловно, событием.
Что касается продюсерских дел, то я на своей шкуре пережил очень много разочарований – например, были сделаны фильмы, которые, по моим представлениям, должны были быть очень востребованы, но на практике не оказались таковыми. Это окончательно отрезвило меня в понимании, что такое кинорынок сегодня в России.
Произошло близкое знакомство с прокатчиками, это был еще один удар…

Корреспондент:
А что сегодня, на Ваш взгляд, представляет из себя кинорынок в России?

Валерий Тодоровский:
Главное, на мой взгляд, существует два пункта, которые надо осознать – один из них нормальный, а другой – катастрофический. Пункт первый: кино – это интертеймент и только интертеймент. Ничего, кроме интертеймента, сегодня не имеет шанса быть востребованным зрителем.
И это нормально, это не является плохой новостью. Это хорошая новость, так как люди ходят в кино для того, чтобы развлекаться. Плохо другое – уровень представления о том, что такое интертеймент. То, что мне кажется смешным, забавным, увлекательным и захватывающим – это все равно слишком сложно и тяжело для такого зрителя.
Если делать комедию, это должна быть тупая комедия, если это романтическая мелодрама, то должна быть идиотская молодежная картина. Проще говоря, идет катастрофическая игра на понижение – народ хочет проще, еще проще, еще проще… И вот это плохая новость.
Талантливый художник захочет сделать развлекательный фильм для народа, выдавит из себя все, что можно, и сделает этот фильм, а народ его не примет, потому что не поймет, в чем там заключается развлечение. Сегодня у людей очень разный уровень восприятия.
Общение с прокатчиками каждый раз это подтверждает. После этого общения я даже вывел рецепт идеального фильма, который они будут рвать из рук. Во-первых, фильм должен быть позитивный, это сейчас очень важное слово.
Позитивный – это фильм, который не грузит, буквально – вообще не включает мозг. Во-вторых, это фильм прикольный. В-третьих, фильм, который идет 90 минут, а лучше даже 85, то есть короткий.
И это фильм, в котором занято максимальное количество звезд желтой прессы: неважно, что они не артисты, а просто раскрученные люди, которые будут в кадре кривляться. При этом надо постараться еще не очень дорого снять…
Вот, если собрать такую историю, то можно рассчитывать на успех.

Корреспондент:
Успех у прокатчиков – это еще не успех у зрителя…

Валерий Тодоровский:
Это успех у зрителя. Прокатчики берут такое кино, потому что они знают своего зрителя.

Корреспондент:
Сейчас наступил кризис, какое-то, как Вы сказали, отрезвление. Как Вы думаете, какие у нас пути развития?

Валерий Тодоровский:
У кого, у нас?

Корреспондент:
У производителей кино, у продюсеров…

Валерий Тодоровский:
Путь развития – сделать производство дешевле и скромнее, научиться считать каждую копейку и прийти, наконец, в себя: я имею в виду все сообщество, начиная с продюсера и заканчивая артистами и осветителями.
Это уже будет серьезный шаг, потому что в какой-то момент мы пришли к тому, что выгоднее стало снимать в Нью-Йорке. Что, кстати, и продемонстрировал нам фильм «Любовь в большом городе» – там дешевле, удобнее, комфортнее, чем здесь.
Первое – это отрезвление, а второе – пытаться реализовывать то, во что искренне веришь. Какая бы ни была система и какой бы ни был прокат, рынок все это расставит по своим местам. Все равно будут люди, которые снимают арт-хаус, другие продолжат биться за кассу, третьи, к которым отношу и себя, попытаются плыть посередине – делать свое, но помнить о том, что это должно быть кем-то востребовано.
Вот так оно и будет развиваться.

Корреспондент:
Вы долгое время занимались телевизионным продюсированием. Что можете сказать про перспективы развития этого рынка?

Валерий Тодоровский:
Я думаю, что перспектива есть, и она напрямую связана с расширением аудитории. В «телевизоре» свои проблемы – если в кинотеатре сидят подростки, то здесь аудитория в основном – пенсионеры и домохозяйки. Молодежь и успешный средний возраст телевизор почти не смотрят.
Как только телевизионная аудитория начнет меняться, не искусственно, а в силу поколенческих вещей, начнет меняться и телевидение.
Если говорить про конкретные перспективы развития сериалов, то на сегодняшний день этот рынок представляет из себя чудовищный хаос, один страшный поток, в котором каждый вечер по всем каналам идет что-то трудно различимое – похожие истории, одни и те же актеры.
Телеканалы на сегодняшний день живут понятием количества часов – они знают, что в течение года идет столько-то часов их сериалов, дальше из этих часов делается некая средняя цифра рейтинга, и если она достойная, то все нормально.
А дальше… Какие эти сериалы – этот чуть лучше, а этот чуть хуже идет, этот выстрелил вдруг, этот провалился – никого особо не волнует. Думаю, перспектива развития в том, что в какой-то момент на телевидении возникнет понятие штучности.

Корреспондент:
Количество, наконец, перейдет в качество?

Валерий Тодоровский:
Просто возникнет штучность. Появится наш «Доктор Хаус» – этот сериал идет в Америке каждое воскресенье, одна серия в неделю в десять часов вечера, и вся стана ждет эту серию. Уже прошел пятый сезон, а зрительский интерес не падает, наоборот, растет. Да, днем и среди недели на канале идут мыло, ситкомы, но есть главная история, лицо канала, причем сезонное. Вот это и есть будущее. Уверен, что подобные сериалы появятся и у нас, другой вопрос, что они появятся в тот момент, когда жизнь заставит.

Корреспондент:
Она уже, наверное, заставляет?

Валерий Тодоровский:
Да нет, людей никто не заставляет смотреть все подряд, а они смотрят. Жизнь заставит, когда начнут катастрофически падать цифры рейтинга. Телевизионные руководители поймут, что они купили 250 часов, расставили их, а эти часы пролетели в черную дыру.
Уже лет пять все ждут, когда зрители «наедятся». Но они не наедаются… Думаю, должно произойти какое-то размывание понятий.
На сегодняшний день есть многосерийные фильмы, например «Ликвидация». Фильм прекрасный, собирает огромные рейтинги, является событием для страны, но он не делает погоды на протяжении месяцев, это единичная акция. А настоящий сериал – тот, который идет годами и собирает всю стану у телевизора.

Корреспондент:
А как Вы оцениваете влияние государства на кинематограф в это десятилетие?

Валерий Тодоровский:
Я уже говорил, что государство в эти годы кино поддерживало, за что ему большое спасибо. В какой-то момент оно заинтересовалось кинематографом с точки зрения идеологии и манипуляции массами.
Например, фильм «1612» Владимира Хотиненко снимался под заказ Владислава Суркова с конкретной целью – раскрутить новый государственный праздник 4 ноября – День народного единства, связанного с именами Кузьмы Минина и Дмитрия Пожарского. Или фильм «Тарас Бульба» Владимира Бортко – абсолютная история под названием «Россия – Украина», и так далее.
Таких фильмов очень много – абсолютных государственных заказов. Разумеется, государство имеет право за свои деньги получить то, что ему требуется. Другой вопрос, насколько качественно это делается, насколько тонко и гибко.
Если сегодня говорить о реальном участии государства в кинопроцессе, то я, конечно бы, предпочел, чтобы это была какая-то внятная, а не чиновническая позиция. Деньги, которые государство выделяет на кино, небольшие, и эти небольшие деньги могут работать сильнее при условии, если они будут распределяться более осмысленно.
Скажем, у Сергея Сельянова есть идея поддерживать продюсерские компании, которые реально занимаются кино: имеют хорошую репутацию, давно работают на рынке и могут делать разнообразные качественные фильмы.
Если же вы посмотрите список фильмов, получивших господдержку за последние годы, то, уверяю, выяснится, что про 70 процентов из них (или даже больше) вы ничего не слышали. Это ненормально, это просто спущенные в унитаз деньги.
К сожалению, кроме неких грантов, о которых много говорилось в прессе, процедура выделения денег на государственно важные проекты никак не продумана, поэтому как эта господдержка будет работать – непонятно.
Хотелось бы, чтобы эти 70 процентов «мутных студий» куда-то делись, а поддержку оказывали серьезным компаниям, которые действительно могут делать кино.

Корреспондент:
На Ваш взгляд, правильно поддерживать производство или прокат? Сейчас так много говорят о проблемах, связанных с прокатом отечественных фильмов, – может быть, государственные деньги на это и пустить?

Валерий Тодоровский:
Думаю, если поддерживать исключительно прокат, то все уйдет в черную дыру – невозможно будет ни проконтролировать, ни проследить, сколько в него вложили, сколько вернули...
Нет, существует апробированная форма поддержки кинопроизводства, и если бы ее не было, то очень много фильмов в нашей стране, в том числе арт-хаусных, дебютов просто не появилось бы. Многие серьезные картины сделаны при помощи финансовой поддержки государства, за что огромное ему спасибо.
Также существует форма поддержки фильма в прокате, по которой выделяются деньги на печать копий, что уже существенно и позволяет сделать так, чтобы фильм вышел на экраны. Это уже большая помощь, и это тоже нормально.

Корреспондент:
Вы, как продюсер, часто поддерживаете дебютантов?

Валерий Тодоровский:
Я готов поддерживать дебютантов. Другой вопрос, что дебютанты – это не всегда знак качества.

Корреспондент:
Понятное дело, что это – риск...

Валерий Тодоровский:
У меня были как удачные, так и страшно неудачные примеры сотрудничества с дебютантами, но это никогда меня не останавливало. Николай Лебедев(«Поклонник»), Алексей Сидоров («Бригада»), Александр Велединский («Закон») – все это были дебютанты, и, как видите, очень удачные, успешные работы. А были дебютанты, с которыми ничего не вышло.

Корреспондент:
Кризис мало располагает к риску, с уменьшением объемов кинопроизводства не уменьшится ли желание сотрудничать с дебютантами?

Валерий Тодоровский:
Если поговорить с ведущими отечественными продюсерами, с тем же Сергеем Сельяновым,  Александром Роднянским, Игорем Толстуновым, Сергеем Мелькумовым, Константином Эрнстом, с кем угодно – все они скажут, что главная проблема в нашем кино – страшный дефицит режиссеров. Причем режиссеров – не номинальных.
Никому не нужны люди, которых можно нанять и за них что-то придумывать, нужны личности, которые имеют свои идеи, знают, чего хотят и так далее.
В этой ситуации дебютантов все жадно ищут, и даже кризис не будет ситуацией, при которой дебютант будет заведомым лузером. Если человек приходит в кино и ему есть, что предложить, и он знает, что он делает, то все получится.

Корреспондент:
Получается парадокс какой-то, каждый год выпускается большое количество сценаристов, режиссеров и т.д. Но до момента, когда продюсеры пытаются их найти, они почему-то в большинстве своем не доходят…

Валерий Тодоровский:
Откуда они выпускаются?

Корреспондент:
У нас два основных поставщика кинематографических кадров – ВГИК и ВКСР…

Валерий Тодоровский:
Это большая проблема – образование. В маленьких странах, скажем, в Бельгии или в Дании, проблема создать собственную индустрию. Но в странах, где много населения: Индия, США, Китай – эта киноиндустрия есть.
Парадоксально, но для такой страны, как Россия, и для такой киноиндустрии, как наша (которая претендует быть, к тому же, большой индустрией, что, наверное, естественно), не хватает профессиональных кадров.
У нас, во-первых, катастрофически мало профильных учебных заведений, а во-вторых, уровень преподавания в них… мне непонятен. Вы интересуетесь десятилетием 1998–2008, так вот, за это время я не встречался и не знакомился с людьми, которые сказали бы: «Я закончил в этом году ВГИК, вот три мои сценария, которые я написал» или «Вот мой дипломный или курсовой фильм», после чего можно было бы с человеком серьезно разговаривать. Исключительные случаи, увы, единичны…

Корреспондент:
С чем это, на Ваш взгляд, связано – с низким уровнем образования или же программой обучения в профильных заведениях?
 
Валерий Тодоровский:
Я могу начать сейчас голословно критиковать – не так учим, не тех набираем… Но если брать в качестве примера Америку, как страну с сильно развитой киноиндустрией, то там в каждом университете, скажем, штата Лас-Вегас, Невада, где – ничего нет, кроме пустыни, гостиниц и игорных домов, обязательно есть кинофакультет. В каждом университете по всей стране!
В любом городке – не только в Голливуде, но и во Вермонте, в сельскохозяйственном штате Айове, где фермеры выращивают кукурузу, есть кинофакультет, где обучают сценаристов, режиссеров, продюсеров и так далее.
Такое ощущение, что миллионы людей учатся, а в итоге остаются сотни. Видимо, срабатывает некая арифметическая система. Может, это и есть принцип, я не знаю. Когда-то был у нас Михаил Ромм, который набирал курс из 20 человек, из них 15 становились большими режиссерами. Такие гениальные педагоги, наверное, один раз в целый век бывают.

Корреспондент:
Очень часто выпускники ВГИКа сетуют на то, что студии отказываются брать на их практику...

Валерий Тодоровский:
Неправда, ни один человек не обратился к нам из ВГИКа с просьбой, чтобы я взял кого-то на практику. Но больше всего меня поражает другое: ВГИК, допустим, это некая бюрократия, которая что-то кому-то должна предлагать, а где сами ребята? Почему эти студенты не пришли ко мне со словами: «У нас каникулы и мы хотим поработать на фильмах».
Никто никогда не приходил. При этом было очень много людей не из ВГИКа, которые просто приходили со стороны. Они говорили, что интересуются кино и готовы поработать кем угодно, главное – быть в процессе. Если я видел, что это люди внятные, то мы их брали.

Корреспондент:
В последнее время, только и говорят про сценарный кризис и сценарный голод. Почему проблема стоит так остро? Только ли причина в образовании?

Валерий Тодоровский:
Начнем с того, что сценарий всегда был вещью штучной, а сценарист – профессия сложная. Хороших сценариев мало везде и всегда. Любой режиссер в Голливуде подтвердит, что хороший сценарий это – всегда проблема.
Другое дело, если отсечь тему очень хорошего сценария, дальше станет вопрос: «А где просто нормальный, профессионально написанный сценарий?».
Частично – действительно плохо учат. Частично от того, что у нас, как мне кается, сильна традиция «больших художников» – я пишу что-то свое, вам непонятное. А частично по вине телевидения – многие сценаристы, которые могли бы сделать что-то хорошее, быстро попали в сериальную индустрию, где им стали хорошо платить, и они просто исхалтурились.

Корреспондент:
У нас сценарист, пишущий для сериала, стал синонимом плохого сценариста. Почему на Западе сериал предполагает целую линейку профессиональных авторов – «сюжетчиков» и «диалогистов», а у нас самодеятельность и хаос – все пишут всё, и результат чаще всего плачевный?

Валерий Тодоровский:
Безусловно, это хаос, но поймите, до кризиса мы жили в системе, когда спрос превышал предложение. Зачем сценарист будет вымучивать диалог, когда и так сойдет, и так все купят. «Я могу писать серию в два дня, – говорит сценарист. – за серию получаю столько-то долларов, и ее берут, и поправок не дают никаких». Вы говорите в этот момент: «Так ведь можно сесть и оттачивать эту серию!». Да, можно, но зачем? В это время он уже другой сериал пишет.
Вот когда человек, мечтая получить работу на сериале сценаристом, будет в очереди со своим резюме стоять, а на это место будет еще человек сто, тогда продюсеры начнут говорить: «Этого мы возьмем, у него хорошо получается юмор, а у этого – диалоги, этот – хороший конструктор сюжетов». А дальше со сценаристом будет заключен контракт, по которому он на три года уйдет работать на сериал с условием, что ни на каком другом он работать не будет. Вот и все.
Это в продолжение нашего разговора о перспективах, о штучности. Она обязательно появится, во-первых, когда телезрители нажмут кнопку «off» и скажут: «Все, я хочу один сериал про войну в год, но такой, чтобы это был, извините, «Штирлиц». А во-вторых, когда окажется, что людей, мечтающих это написать, больше, чем возможностей. И тогда будет сидеть продюсер этого «Штирлица» и отбирать среди десятков, а то и сотен сценаристов, тех, кто сумеет это написать. Все тогда произойдет само собой. Искусственно этого при всем желании не сделать.