ММКФ - заметки на полях

33-й Московский международный кинофестиваль – ММКФ – произвел сложное впечатление. Как говорят умные люди – амбивалентное, то бишь, по-русски выражаясь, двойственное.

Это уже стало общим местом: основную программу ММКФ, то есть конкурс, ругают почем зря – во времена оны кинокритики даже хотели чуть ли не жалобу написать в ФИАПФ (Международная федерация продюсерских гильдий), чтобы лишить наш родной отечественный киносмотр статуса «А».

Однако уже тогда мне казалась подобная мера слишком радикальной: как бы там ни было, ММКФ, со всеми его недостатками и промахами, - единственный большой фестиваль России, праздник для киноманов, которые не имеют возможности посещать Канны или Венецию.

Лет пять назад я бы приписала «Берлин», однако за эти годы Берлинале настолько сдал свои позиции, что и ММКФ стал предпочтительнее. То есть все течет, все меняется: как говорит наш главный критик Андрей Плахов, деление на «А» и «В» в современном киноконтексте выглядит анахронизмом.

Что, разумеется, совсем не означает, что нужно плыть по течению, подбирая для ММКФ остатки с барского каннско-венецианского стола: марку держать необходимо, всякий год стараясь найти что-то новенькое, как это делают отборщики Канн. Однако наши условия совсем не столь благоприятные и возможности не столь широкие, как у Франции. То есть и этот момент нужно учитывать…

Кинокритик – особенно независимый, молодой и резкий, - скажет, что до всего этого ему дела нет, и будет, по сути, прав. Возможно, нападки этих самых молодых и непримиримых со временем повлияли на ММКФ: программа конкурса, пусть и не такая блистательная, как в Каннах, со временем таки обрела структурированность. По крайней мере, нынешний ММКФ в большей степени отражает современный кинопроцесс, нежели лет пять-десять назад. Само присутствие отечественных картин в конкурсе оживило ММКФ, придало ему более выразительную, «национальную», окраску.

Что немедленно сказалось и на посещаемости: вот уже который год в просмотровые залы «Октября» не пробиться, а уж аншлаг, что был в этом году на премьере «Шапито-шоу» - вообще дело невиданное и неслыханное. Висели чуть ли не на люстрах, сходили с ума, пытаясь проскользнуть мимо бдительных охранников: любопытно, что при этом никто не разочаровался, не ушел, не хлопал стульями и дверьми. Жаль, кстати, что жюри недооценило картину, вручив ей скорее «утешительный», нежели настоящий большой приз: и Сергей Лобан, и Марина Потапова, сценарист и соавтор Лобана, вполне заслужили «Золотого Георгия». Многие годы прозябая в качестве андерграунда и чуть ли не маргиналов «малого жанра» (в свое время они сняли безумно смешную «Пыль» - за копейки и на коленке), ребята наконец нашли деньги на большое кино и полностью оправдали надежды спонсоров.

Между тем (замечу в скобках) – если бы наши мейджоры, добившиеся больших денег на кинопроизводство, заметили бы усилия талантливой парочки, Лобан с Потаповой за эти шесть долгих лет уже сделали бы две-три картины. А если бы кинопрокат работал бы не только ради прибылей американских кинокомпаний, то отечественное кино могло бы пробиться и в лидеры бокс-офиса…

Остается загадкой, почему российское кино все еще живо (хотя уже на последнем дыхании): пять-шесть высокохудожественных картин в год для седьмой части суши – не маловато ли, как вам кажется?

Любопытно, что именно на последнем ММКФ были показаны две российские картины, представляющие собой два полярных взгляда на современную отечественную действительность. Если Лобан демонстрирует нам абсурд, эдакий «веселый ад» (как когда-то один американский критик аттестовал атмосферу рассказов Сергея Довлатова) нашей жизни, то Николай Хомерики смотрит на этот самый «ад» скорее взглядом философа – более отрешенно и печально.

Обе картины, и «Шапито-шоу», и «Сердца бумеранг» антропологичны - и при этом полярны, разведены по обе стороны пропасти. Возможно, метафизическое «тело России» (а со времен Достоевского, который полагал, что в нашем воздухе еще осталась надежда на спасение, многое изменилось), каким оно предстает в этих двух картинах, и находится в той самой пропасти, по краям которой стоят Лобан и Хомерики? Заглядывая в бездну то с ухмылкой, то с затаенной нежностью, то с откровенной издевкой, а то и с неприлично громким смехом…

Впечатление от обеих картин именно такое – за стебом и подначками Лобана тем не менее таится эдакая вселенская печаль; и, наоборот, за лирической интонацией наблюдения за монотонностью жизни «маленького человека», машиниста подземки Кости, проглядывает тайная ирония.

Мандельштамовское «мы живем, под собою не чуя страны» тут и уместно, и в то же время как бы притянуто: в обыденном, механистическом мире Кости и в веселом аду лобановских придурков не место пафосу, так мне кажется.

Тем обе картины и хороши: по крайней мере ничего подобного мне не доводилось видеть. Лобан так вообще – на свой страх и риск – попытался занять давно пустующее место (как он сам говорит) Гайдая: это ведь с виду гайдаевские комедии простонародны и абсурдны, на самом же деле не так уж просты. Одна Мордюкова-управдом, лучший друг человека, чего стОит!

(Со временем эта невинная дама-общественница превратится в кошмарные видения Владимира Сорокина, припечатавшего среднестатистического советского человека как страшного монстра).

Затравленный – между прочим! - многоумными критиками, Гайдай страшно переживал свое видимое «легкомыслие», проклятье своего дара (мол, я не Тарковский и не Параджанов, как он сетовал). Лобан, по-видимому, тоже тайно сетует, что он, скажем, не Звягинцев и не Сокуров: как говорится, скучные люди всегда предпочтительнее….

Притом, что клоунада всегда сложнее: навалять псевдоавторское кино много проще, нежели снять отличную комедию. И не просто комедию положений, как это делают незатейливые американцы, раз в две недели радующие нас очередными «Факерами», а комедию с двойным, тройным дном – на манер «Шапито-шоу».

Кстати, любопытная деталь: Марина Потапова училась на курсе у знаменитого Юрия Арабова (в свое время он писал, между прочим, комедии, пока не повстречал своего «искусителя» Сокурова); и Юрий Николаевич высоко ценит ее талант. Так что комедия порой идет рука об руку с трагедией. Прямо как на нынешнем ММКФ, где, во-первых, две отечественные картины репрезентовали два типа русского человека на рандеву, а во-вторых, в каждой из них заложены противоположные посылы.

Оба фильма, как бы помещенные в международный контекст (на ММКФ, как известно, есть множество программ, демонстрирующих и киноклассику, и недавние хиты крупных европейских кинофестивалей) как будто бы обозначают место России на карте мира.

Место это, как водится, обладает призрачными качествами «подсознания», а не «сознания»: как когда-то выразился Борис Гройс, философ и культуролог, что, мол, Россия для Запада есть сплошное подсознание. То есть сознание – это структура, образ жизни, ответственность и вообще – «бремя белого человека», а подсознание – ночные видения, черти и ужасы, не проваренные сознанием и не приведенные в систему и схему. Несмотря на удивительную непохожесть друг на друга, оба фильма, разумеется, вдохновлены теми самыми иррациональными мотивами поведения своих героев, о которых Гройс и говорил.

С другой стороны, у европейцев свои «черти» - возможно, порой еще более омерзительные, нежели у нас: как, скажем, в фильме «Михаэль», повести об австрийском педофиле, не самом с виду дурном человеке, законопослушном гражданине Объединенной Европы.

Не говоря о снедаемом метафизическими страхами Ларсе фон Триере с его «Меланхолией», в кавычках и без. Такой кошмар будет похлеще и чудовища Михаэля (все же это частный случай антропологической катастрофы), и бессмысленности существования героя Николая Хомерики….

Что и говорить, век гуманизма – в его классическом понимании – давно закончился: «Леопард», фильм последнего гуманиста, представителя аристократической культуры Лукино Висконти, был показан в программе восстановленных итальянских фильмов.

Если alter-ego самого Виконти, князь Салина, последний из могикан, ужасается наваждению грядущего прагматичного столетия, где у руля будут стоять исключительно пошляки, то Ларс фон Триер и многие другие – и Хомерики в том числе – беспощадно фиксируют это Новое Время.

Это сочетание несочетаемого, «монтажный стык» между великим и пошлым, мизерным и грандиозным, Востоком и Западом, Россией и Европой может предстать перед вами только на кинофестивале.

Как ни парадоксально, на Московском – в большей степени, нежели на каком-нибудь другом. Из-за традиционной слабости основной программы здесь посещают и внеконкурсные фильмы: иногда даже с большим фанатизмом.

И хотя многие критики высмеивают этот «донельзя провинциальный смотр» (и в принципе я с ними согласна), недостатки порой оборачиваются и достоинствами.

Одно из которых – широчайшая панорама кинематографа всех времен и народов, представленная на ММКФ. Скажем, на Берлинале такого нет: там и конкурс из рук вон, и параллельные программы так себе…