Информационный портал
для профессионалов кинобизнеса
Реклама

Мишель Петен, продюсер.

Все началось с тюрьмы в Мелуне, к югу от Парижа, с человека, который, проведя в ней 11 лет, вышел на волю, заклейменный криминальным прошлым. Первым, с кем он встретился на свободе, был его адвокат, который справедливо рассудил, что его клиент наверняка захочет начать жизнь с чистого листа. «Пиши, - посоветовал он клиенту. – Я не имею в виду - стань писателем… Напиши что-то вроде длинного письма. То, что ты пережил, поможет тебе писать…»
Этот совет родился неспроста. В дневнике своего клиента, написанном за сорок недель проведенных в камере смертников, адвокат – а в свободнее время литературный и театральный критик – разглядел настоящий талант.
Казалось, что его клиент ждал этого момента всю жизнь, а припозднился лишь потому, что все его образование ограничивалось несколькими классами начальной школы. Через год Gallimard выпустил книгу “Дыра”, которую автор посвятил Стефану Эке, своему адвокату. Это был первый роман Хосе Джованни. Марсель Дюгамель немедленно попросил его написать еще что-нибудь для коллекции “Serie Noir” («Черной серии»). В своих мемуарах, опубликованных в 2002 году, Джованни пишет: «Погрузиться в создание нового романа? Для начала поразмыслить о своей истории… К моему искреннему удивлению, стоит мне подумать о ней, и персонажи сами выходят на сцену, любят и ненавидят друг друга, проносятся в моем воображении… Я рассказываю историю Гю, получившего пожизненный срок за налет на поезд с золотом и сбежавшего из тюрьмы с моим другом Бернаром Мадленом. Гю устал. Он боится прыгать с крыши на стену, окружающую тюрьму… На его глазах их третий товарищ, Бельгиец, не допрыгивает и срывается вниз с высоты двадцати с лишним метров. Падает на твердую землю тюремного двора - мертвым, но свободным. Я чувствую страх, который Гю, весьма уважаемый гангстер, испытывает, сидя на краю тюремной крыши. Его слабость вдохновляет меня, я чувствую к нему настоящую нежность. Мы оба не смогли сбежать…»
Жизнь дала Хосе Джованни второй шанс, и он предоставил такой же шанс своему герою, «старине Гю». Долгие годы за решеткой сделали его непригодным к новой жизни «на дне». Гангстеры изменились, да и полицейские не меньше. Само представление о доверии и чести утрачено. Полиция и воры теперь живут по принципу «услуга за услугу» и это мучает Гю. Он скорее погибнет, чем уподобится им. Несмотря на то, что Гю удается дважды сбежать и даже провернуть рискованное ограбление, он неумолимо движется навстречу своей роковой судьбе. Таков замысел Хосе Джованни.
«Я отправляю старину Гю в преступный мир, который преобразился. Я делаю его богатым, почти купаю в золоте. После второго побега он легко может уйти со сцены, отступить. Я же веду его к концу, который спасет его честь в мире, озабоченном вопросами чести примерно в той же мере, в какой пингвин озабочен проблемами электрообогревателя… Гю не может стать частью этого мира. Мир предает Гю и Гю покидает его в последней попытке покарать предателей. Раненый, он заставляет себя идти по платформе: в каждой руке по пистолету, он отказывается сдаться копам, посылает в них пулю за пулей. У Гю нет ни единого шанса спастись, он знает, что сейчас его пристрелят. Смерть воина…»
Бесчестная жизнь или героическая смерть? Джованни не колебался. Он влюблен в то, что словарь определяет как «События, в которых взаимодействие определенных правил приводит к возникновению внутренних конфликтов у героев с исключительной судьбой». Трагедия. Вот оно, это слово во всем своем благородстве и во всей своей неизбежности.
Хосе Джованни предложил нам экземпляр своего романа с автографом в 2001 году. Одна из строчек в его посвящении гласит: «книга, написанная в 47-м, вышла в свет в 58-м». В 1956-м Джованни вышел из тюрьмы, где, по собственному признанию, он всего лишь вел дневник в крыле для приговоренных к смерти. Мог ли он выдумать истории своих персонажей? В любом случае, все они существовали на самом деле: не только Бернар Мадлен, но и главный инспектор Блот, с которым мы встречаемся еще в ряде романов Джованни. «Реальность обогащала вымысел», - пишет он в своих мемуарах.
Книга вышла в 1958 году и стала хитом как среди критиков, так и среди читателей. Жан Кокто писал Хосе Джованни: «Сюжет, язык, благородство, - все просто замечательно. Это определенно шедевр». Жан Россиньоль, глава департамента киноправ в издательстве Gallimard сразу начал изучать возможности экранизации романа. Он начал искать энтузиаста, который точно так же мечтал бы о постановке «Второго дыхания» на большом экране и нашел его в лице Жан-Пьера Мельвиля. При встрече с Мельвилем Хосе Джованни выразил свое восхищение талантом режиссера: «Молчание моря» - это поэма, я снимаю шляпу… Противоречивость – неотъемлемая часть его таланта». Тем не менее, режиссеру он до конца не доверял: «Мельвиль - он как заклинатель змей. Его мелодичный голос – как флейта, но из каждой его поры сочится иезуитство… В его присутствии я слушаю больше, чем говорю и это настораживает. Я пытаюсь понять, как он работает, его желание околдовывать людей, располагать к себе. И я ясно вижу паука в центре паутины».
Тем не менее, он прислушался к совету Россиньоля и разрешил подписать контракт с Мельвилем. Симона Синьоре должна была сыграть Мануш, Серже Реджани – Гю. Все шло своим чередом пока в журнале “Le Film Franзais” не появилась статья «Жан-Пьер Мельвиль готовит величайший детектив в истории французского кино». Джованни был в ярости: «И имя, и книга мои испарились. Остался только Мельвиль Великолепный, император улицы Женнер, многоглазый создатель…»
Не смотря ни на что, фильм был снят, причем снят довольно авантюрно. И то, как Мельвиль боролся за фильм, вызвало искреннее уважение Джованни. «Одно из важных качеств Мельвиля – он ничем не жертвует. Старт съемок был просто сумасшедшим, поскольку дистрибьютор вовремя не перечислил аванс. Мельвиль не идет на поводу у тех, кто говорит, что детективный фильм может потрясти зрителя только коротким мощным 90-минутным ударом, не меняет сценарий. Его «удар» длится 135 минут, но впечатление от него ничуть не ослабевает. Моя картина преступного мира воспроизведена в точности…»
Когда критики начали бредить Мельвилем, его фантазией, диалогами, потрясающей глубиной персонажей, Хосе Джованни оставалось только наблюдать, как сияющий ореол славы фильма сжигает все на своем пути, включая и последние следы его романа. «Как бы то ни было, есть одна вещь, за которую я благодарен Мельвилю: это уважение, с которым он отнесся к построению романа, событиям, диалогам, персонажам, бережно перенес все это с моих страниц на пленку».
Премьера фильма состоялась 2 ноября 1966 года в шести парижских кинотеатрах, из которых только один, Select Pathй, дожил до наших дней под именем “Le cinйma des cineastes”. Фильм стал настоящим хитом: во Франции было продано почти два миллиона билетов, из которых почти 650 тыс. – в Париже.

Январь 2005 года. Ален Корно, его жена Надин и я выходим с пресс-показа одной из картин. На ужине мы говорим о фильме, о кино в целом, о наших проектах… У Алена сейчас как раз ничего не намечается. Я спросил: «Почему бы тебе не вернуться к «поларам»? Тебе же вроде бы нравится, да?» Ален Корно кивает, но без особого энтузиазма: «Сегодня детективы сохранились разве что в телесериалах. Фильмы очень реалистичные, мир в них – вполне обыденный. Я-то люблю классические триллеры. Преступный мир, информаторы, гангстеры… Римейк «Второго дыхания» - это было бы интересно, а все остальное…»

Мы сразу забываем про ужин. Мы обсуждаем фильм до утра и сходимся в одном: нужно вернуться к истокам, к роману. На следующий день Корно предстоит долгая поездка на поезде и он берет с собой книгу. Мы отдаем ему экземпляр, подписанный Хосе Джованни: «Двум продюсерам, которые защищают знамя настоящего французского кино, кино увлекательных историй и актерского чувства». Потом он добавил: «На страницах с 31-ой по 36-ую вы обнаружите знаменитую сцену с главным инспектором Блотом. 90% диалогов в фильме взяты из книги, а уж действие – на все 100%».

Вместе с Аленом Корно мы перечитываем книгу, пересматриваем фильм и приходим к выводу, что фильм Мельвиля – это шедевр, великолепная экранизация, но отнюдь не вся книга. Есть линии, которые в фильме не прорисованы, взять хотя бы линию Мануш. Книга раскрывает ее в новом для нас свете. Эта женщина влюблена в Гю, но ей и в голову не приходит, что ее жизнь под постоянной мужской опекой – не единственный путь. Гю разделяет ее чувства, но, тем не менее, их отношения обречены: для Гю его моральные принципы важнее всего на свете, важнее даже любви женщины и возможности обрести с ней счастье. Книга также полнее раскрывает сложный характер интспектора Блота, выдающегося, блестящего героя этой истории. Ален решает взяться за сценарий самостоятельно. “По крайней мере, в первой версии. Потом, возможно, мне понадобится помощь». Ален настолько застенчив и так озабочен результатом, что ему и в голову не приходит то, что мы уже знаем: он так давно мечтал об этом фильме, что ничья помощь в работе над сценарием ему не понадобится. Но мы даем ему самому справиться со своими сомнениями. Единственный важный вопрос, который нужно решить вместе: оставляем ли мы события фильма в 1960-х или попробуем перенести действие в наши дни. Похоже, что изменить период – нереальная задача. Такие поступки, такие моральные установки сегодня уже не в чести, хотя во времена Мельвиля они еще встречались. Так что если перенести историю в начало XXI века, она будет звучать несколько фальшиво. Трагедия должна развиваться в своем оригинальном контексте, но с одним условием: снимать прошлое глазами настоящего. Используя самые изощренные технические средства: необычные насыщенные цвета, протяженные сцены, которые стали возможны благодаря стэдикамам, трехмерную технику, камеры высокого разрешения, например, для съемки ночных сцен, как Майкл Манн использовал камеры “Genesis” в «Соучастнике». Поскольку практически идеальный образец фильма уже существует, нам необходимо было заново придумать «Второе дыхание», вписать эту вечную трагедию в рамки современного фильма. На ум приходят примеры «Гладиатора» и «Долгой помолвки». Древний Рим Ридли Скотта отличается от Древнего Рима «Бен Гура». Жан-Пьер Жене снимал траншеи совсем иначе, чем Стэнли Кубрик в «Тропах славы».
Так что нам предстоит найти свой, новый способ передать атмосферу и «кодекс чести» ранних 60-х. Модернизировать их с тем, чтобы придать силу этой легенде. В свободном творческом процессе и с глубоким уважением к оригинальной истории, нам предстоит воссоздать картину безнадежной борьбы между нравственностью и компромиссом, между доверием и предательством, между королем и сбродом…
Реклама