“Московская премьера”: доверяй, но проверяй

  Перед просмотрами в больших залах – и Большой зал Центрального дома кинематографистов во время “Московской премьеры” не исключение – на сцену выходят представители съемочной группы. Они благодарят счастливое стечение обстоятельств, позволившее завершить картину;  зрителей; говорят, что делали фильм с открытым, искренним сердцем. В искренних намерениях развлечь или чему-то научить сомневаться не приходится, но, как раньше говорили, средства художественной выразительности, используемые авторами, сводят всю искренность на нет.

Как можно рассказать историю тринадцатилетнего мальчика из детдома, вовлеченного в “мокрое дело” и попавшего в другой детдом, где его стараются перевоспитать добрые люди в лице лидера-подростка, психолога и директора? Авторы телефильма “На мосту” (режиссёры – Александр Разумовский, Александр Разумовский-младший) избрали жанровый винегрет из детектива, социальной драмы и школьной повести. Мальчик в главной роли (Илья Крутояров, удивительно похожий на юного Николая Бурляева) хорош собой, что называется кино- и телегеничен, но мир вокруг него плосок до картонности. Положительные герои, как в средних советских фильмах, доказывают индивидуалисту правоту коллективной морали, основанной на дружбе и взаимовыручке. Отрицательные герои – собственно, в фильме он один и, как водится, обречён на всеобщее осуждение – похожи на романтических злодеев из старых фильмов (молодой Cтас Эрдлей больше озабочен не мотивацией поведения своего героя, а насколько эффектно он выглядит на экране). Вряд ли такими прямолинейными средствами можно решить проблему детской и подростковой преступности, активизировать гражданскую позицию.  Хотя семейному просмотру, показу по ТВ в воскресенье днём “На мосту” не повредит.

Если “На мосту” напрямую соотносится с реальностью, то “Юрьев день” Кирилла Серебренникова по сценарию Юрия Арабова от этой реальности всеми руками и ногами отталкивается, превращает её в навязчивую цепь литературных и кинематографических ассоциаций, наиболее шоковые сцены (омывание зэка, избитого сокамерниками) решены как некий концептуальный перформанс. Искренность, стремление увидеть “большое” нос к носу, глаза в глаза, проявления душевности, “крики израненной души” (оперная певица в блестящем исполнении Ксении Раппопорт потеряла сына) нарочито физиологичны. Проявления духа (в финале героиня опрощается и обретает гармонию) нарочито эстетизированны. От высокопарного физиологизма становится душно, хочется в реальность, но и здесь нас поджидает “мрак дремучей провинции”: несчастные, зачуханные бабы, беспробудные пьяницы и милиционеры-“оборотни”… Опрощение Любы, решившей от отчаяния “пойти в народ”, подаётся как высокая миссия преодоления трагического разрыва между душевностью и духовностью, помощи сирым и убогим (обреченная, как показывает исторический опыт, на поражение). Вспоминается “Дикое поле” Михаила Калатозишвили (фильм также будет показан на “Московской премьере”). Новаторство (и в чём-то слабость) “Дикого поля” в том и заключается, что герой ничего никому не доказывает, не считает себя миссионером, он просто живёт, просто лечит, просто любит, просто теряет и просто находит. Может быть, когда-нибудь он испытывал страсти, подобно Любе из “Юрьева дня”, но мы об этом можем только догадываться.

“Осень волшебника” (режиссёры Рубен и Ваэ Геворкянц, Армения; “Евразийская панорама”) рассказывает о великом Тонино Гуэрра, действительно волшебнике, преобразившем реальность в многочисленные произведения искусства – от архитектуры до кинематографа – но оставшемся при этом обаятельным, жизнерадостным, “креативным” человеком. Драматический жизненный опыт Гуэрра эффектно смыкается с переживаниями Геворкянца-старшего, перенёсшего операцию на сердце, и сентиментальными воспарениями патриотического духа во славу Армении. С сентиментальностью случился явный перебор, но масштаб личности не подлежит сомнению, а волшебному миру искусства в добротной документальной ленте наших друзей (они не бывшие – настоящие) веришь как реальному.