Прозаседавшиеся

Практически для каждого отечественного кинофестиваля проведение круглого стола, дискуссионного заседания или открытого обсуждения стало делом обязательным и программным. В нынешней ситуации вопросов для обсуждения, действительно, существует немало. Другое дело, к каким результатам и умозаключениям приводят подобные мероприятия. И приводят ли вообще?

Показательным примером идейного фестиваля является Кинофорум «Золотой Витязь», выступающий за нравственные идеалы, возвышение души человеческой. С завидным постоянством организаторы форума собирают круглые столы, а президент фестиваля Николай Бурляев их ведет. Участниками дискуссий становятся не только кинематографисты, но и общественные деятели: священники, экологи, ученые… Оно и понятно, ведь под эгидой «Золотого Витязя» проводится не только кинофестиваль, но и разнообразные форумы: от боевого искусства до живописи.

Цель «…Витязя» и подобных ему киносмотров – демонстрация фильмов, способных благотворно влиять на зрителей, нести светлые и вечные идеалы. Поэтому и выступления на круглых столах сводятся к утверждению, что должно быть больше полезных картин: кино влияет на сознание людей, значит надо делать фильмы, способные создать добрую, образованную, духовную нацию. К подобным умозаключениям добавляются сетования на современный кинематограф, особенно зарубежный, представляющий собой полную противоположность желанному идеалу. Ни к каким результатам, кроме составления петиций и посланий, круглые столы не приводят и, вопреки целям, не оказывают влияния на кинематограф.

Даже дискуссии среди крупных кинематографистов, например, продюсеров (людей, максимально воздействующих на формирование кинематографа) также завершаются лишь публикациями коллективных идей, размышлений и умозаключений. На «Кинотавтре» независимые продюсеры Арсен Готлиб, Сабина Еремеева, Роман Борисевич и другие смогли только поделиться своими огорчениями по поводу распределения бюджета между восемью крупными компаниями и высказать опасения, что режиссеры, с которыми они начинали работать, вместе росли и которым, по сути, существенно помогли, просто уйдут к мейджорам. Потому что родной и любимый продюсер, в отличие от мейджора, не сможет найти материальную возможность делать кино. Ситуация понятна и не вызывает никаких обид – исключительно бесплодные размышления, озвучиваемые в том числе в рамках всяческих заседаний.

Показательным круглым столом на фоне подобных мероприятий в течение года стало недавнее заседание, организованное в рамках 32-го Московского Международного кинофестиваля. Внешне он был похож на многие другие. Но в какой-то момент вдруг оказалось, что видные кинематографисты: кинодраматург Виктор Мережко, кинорежиссер Юрий Шиллер, президент «Золотого Витязя» Николай Бурляев, окруженные своими коллегами, рассуждают, куда и как дальше развивать отечественный кинематограф, словно это действительно в силах пусть очень талантливой, но небольшой и совершенно не влиятельной группы энтузиастов. Опоздавший на круглый стол Кирилл Разлогов поспешил опустить коллег с облаков мечтаний об идеальном кинематографе на нашу грешную землю.

Много говорится о необходимости сопротивления попсовому, попкорновому американскому кинематографу – мол, надо создавать свои шедевры в духе утерянного советского киноискусства. Разлогов сравнил давление зарубежного кино на российское с дождем: сражаться со стихией можно, но совершенно бесполезно. Хотя каждый деятель культуры может делать то, что в его силах. Например, Кирилл Эмильевич формирует свою программу на ММКФ и работает над телепередачей «Культ кино», в рамках которой показывает яркие, особые произведения киноискусства, прекрасно понимая, что передачу могут закрыть в любой момент.

Кроме того, не следует смешивать два совершенно разных культурных явления: есть голливудский кинематограф, поставляющий всему миру супер-блокбастеры, а есть национальный американский кинематограф, который плохо известен за пределами своей страны и в настоящее время клонится к упадку. Кирилл Разлогов отрезвил присутствующих, напомнив, что национальный кинематограф существует и полноценно развивается только в двух странах мира: в Индии и Китае.

В Индии население не умеет читать даже на своем родном языке – о знании английского в таких условиях вообще не может быть и речи. При этом зарубежные фильмы в кинотеатрах показывают с субтитрами или на языке оригинала. У зрителей просто не остается выбора – они вынуждены смотреть национальное кино. В Китае же существует железный занавес: в год импортируется не больше двадцати иностранных кинокартин. Цена за развитие национального кинематографа высока и связана с такими понятиями, как благополучие, достаток и свобода. Полное наличие благ и свобод означает плохое развитие искусства. Например, в Швейцарии никогда не было, нет и, вероятно, не будет национального кино.

И тогда становится понятна бесплотность мечты о возвращении к былому, тонкому, глубокому, выдающемуся кинематографу Андрея Тарковского, Леонида Гайдая, Георгия Данелии, Василия Шукшина… Великий кинематограф родился на почве жесткой цензуры и острой, зачастую неблагополучной социальной ситуации. Художники испытывали необходимость высказаться на многие темы, но не могли, в отличие от современных авторов, говорить о главном для себя напрямую. Приходилось искать новые формы поэтического кино, язык иносказательной трагикомедии, осваивать тонкие художественные инструменты. С улучшением общей политической и психологической ситуации прежние мастера советского кино, вроде Эльдара Рязанова или Александра Митты, стали терять свои позиции и растворяться в мейнстриме.

Новое поколение российского кино, представленное Алексеем Германом-младшим, Алексеем Попогребским, Борисом Хлебниковым, Ильей Хржановским, Андреем Звягинцевым, Алексеем Федорченко, Иваном Вырыпаевым, Николаем Хомерики и другими почему-то не воспринимается всерьез старшими кинематографистами. Увы, о современном кино принято судить по другим картинам, сделанным менее талантливо и совершенно с другими целями, не имеющими отношения к искусству; по блокбастерами, идущими широким экраном с колоссальной рекламной поддержкой. Обидно, что широким экраном у нас идет «Черная молния», а не триумфатор Берлинского кинофестиваля «Как я провел этим летом». Но данную ситуацию надо воспринимать стоически: пустое – пройдет, ценное – останется. Пустого – очень много, оно разлагающе воздействует на умы, но отличается недолговечностью, одноразовостью. Ценное же хранится долго, со временем не теряя своих художественных качеств, и, к тому же, влияет сильно и глубоко не только на сознание людей, но и на их сердца.

Остается либо смириться с тем, что российская кинематография будет наполнена самыми разными фильмами, среди которых окажутся две-три выдающиеся, действительно заметные и художественные картины; либо бороться. Для этого, во-первых, создать благотворную для появления художников среду: диктатуру, дефицит, очереди за молоком и колбасу по талонам. Во-вторых, дать возможность для развития тонкого художественного языка посредством введения жесткой цензуры. И в-третьих, сократить затраты на киноискусство до минимума, чтобы дать шанс появиться на свет только нескольким отечественным картинам в надежде, что именно они будут являть собой квинтэссенцию всего самого лучшего в нашей культуре.

Пока же мы можем, вторя Владимиру Маяковскому, мечтою встречать рассвет ранний: ««О, хотя бы еще одно заседание относительно искоренения всех заседаний!»»